Книжная полкаХудожница Мария Дудко о любимых книгах
10 книг, которые украсят любую библиотеку
ИНТЕРВЬЮ: Алиса Таёжная
ФОТОГРАФИИ: Люба Козорезова
МАКИЯЖ: Геворг Петросян
В РУБРИКЕ «КНИЖНАЯ ПОЛКА» мы расспрашиваем журналисток, писательниц, учёных, кураторов и других героинь об их литературных предпочтениях и изданиях, которые занимают важное место в их книжном шкафу. Сегодня своими историями о любимых книгах делится художница Мария Дудко.
Мария Дудко
художница
В России мне сразу объяснили, что человек, не читавший Пушкина в детстве, зваться человеком
не может
Я плохо помню, что конкретно читала в совсем юном возрасте, помню только, что перечитывала Рэймонда Чандлера и Дугласа Адамса по сто раз. Но в какой-то момент, будучи ребёнком иммигрантов в Австралии, получила от родителей стопку книг со словами, что теперь я буду читать только по-русски, чтобы не потерять язык. Я сидела, перебирала страницы и проговаривала слова вслух. Это было довольно мучительно; особенно пугало количество букв в алфавите, таинственные знаки, которые не имеют звуков, а также тот факт, что буква Ж реально похожа на жука. Так я прочла очень много книг, не имея ни малейшего представления, о чём они.
Первой осознанной книгой стала «Два капитана» Каверина. Я долго ходила и повторяла себе под нос: «Саня, Катя», — меня почему-то завораживали эти два героя, не говоря уже о том, что имя Саня для мальчика мне казалось чем-то вообще восхитительным. История осталась совсем не понятной, не говоря уже о соцреалистической стилистике, которая в ней присутствовала, но мне вдруг очень понравилось, как в ней звучали слова. И про косички, и про большие глаза Кати.
Когда я приехала учиться в Россию в девятом классе, литература стала самым сложным предметом: мало того что нужно было постоянно писать о различных образах русской жизни, в которых я ничего не понимала, так к тому же мне сразу объяснили, что человек, не читавший Пушкина в детстве, зваться человеком не может. Я путала Анну Каренину и Анну Карину. В результате из школьной программы с удовольствием я прочла только «Мастера и Маргариту» и «Преступление и наказание»: от них было ощущение, что это книжки, написанные и для меня тоже.
В десятом классе я заболела ветрянкой и долго лежала дома, умирая от стыда. Я тогда прочла «Чёрный обелиск» Ремарка. Могилы, Германия 1920-х, портрет последствий Первой мировой и анализ обстоятельств, которые привели Гитлера к власти. На меня это всё произвело сильное впечатление, и я сделала важное для себя открытие: можно читать не только ради того, чтобы получать удовольствие от языка, но и для того, чтобы внутри всё сжималось и горело.
До десятого класса я читала в основном художественную литературу. Потом я начала много рисовать и проводить всё свободное время в музеях и решила, что нужно обязательно разобраться, что в них висит и как про это говорить. Я пошла и купила 1000-страничную «Всемирную историю искусства», написанную Джоном Флемингом, и читала по три страницы в день с расчётом, что через год стану отлично разбираться в работах Донателло, Боттичелли и Тициана. Этого, конечно же, не произошло, а когда я впоследствии изучала историю искусств в университете, нас вообще быстро отучили относиться к истории как к линейке, на которой в хронологическом порядке возникали направления в искусстве. Так я впервые обнаружила, что анализ произведения искусства состоит не только из композиции, светотени, стиля и сюжета, но и контекста, в котором искусство создавалось, способе производства, как и кем оно выставлялось. В моей жизни появились критическая теория и философия, без которых очень сложно понять, как развивалась культура в XX веке.
Из-за того, что я часто переезжаю, у меня нет библиотеки, и очень сложно проследить свою личную литературную историю. Мне до сих пор проще читать по-английски. Ситуация, которая была в детстве, повторяется, но теперь я читаю, чтобы не забыть «первый» язык. Иногда есть возможность принять радикальные меры и сесть в электричку, чтобы наконец-то дочитать какой-нибудь роман. Когда такой возможности нет, я, как и многие, читаю эссе. Из постоянных журналов в закладках у меня довольно стандартный, как мне кажется, набор: The New Enquiry, BOMB Magazine и Triple Canopy.
Обычно я работаю над каким-то проектом, и для того, чтобы лучше понять тему, над которой я думаю, я ищу различные тексты, которые помогают мне её отрефлексировать. Книги, которые я включила в этот список, в своё время натолкнули меня на необходимость сформулировать некоторые вопросы относительно искусства в целом и того, чем я занимаюсь. Получился набор текстов, которые сильнее всего повлияли на мою работу.
Я шла к анархистам, думая, что мы будем стёкла в магазинах бить, но в основном мы сидели и обсуждали книжки
«Тиккун»
«Теория девушки»
Когда я поступила на первый курс, я много общалась с анархистами, ходила на всякие собрания. Я к ним пошла, думая, что мы будем стёкла в магазинах бить, но в основном мы сидели и обсуждали книжки. Так мне попался в руки сборник текстов «Тиккун»: это французский философский коллектив, который сформировался во время студенческих волнений в Сорбонне в 1997 году и распался после терактов 11 сентября. «Тиккун» красиво пишут о границах человеческого тела в современном обществе, о неврозах, любви, бесконечно и утомительно ссылаются на тексты других философов. В отличие от большей части политической теории, они не особо артикулируют свои позиции, а настаивают на том, что главное — постоянно быть в процессе поиска. Это такая книжка, которую можно начать читать с любой страницы и получить немедленное удовольствие.
Robert Venturi
«Complexity and Contradiction
in Architecture»
В университете у меня преподавал профессор, с которым мы придумывали архитектурные формы на основе наблюдений о том, как мороз деформирует деревья изнутри. Я не очень понимала, зачем мы это делаем, пока не прочла эту книжку, хотя её очень интересно читать и вне контекста архитектурного образования. Вентури в 60-х годах один из первых обратил внимание на то, что, несмотря на активное переосмысление модернизма в изобразительном искусстве и литературе, архитектура заметно отстаёт. В этой книжке он сформулировал довольно простой тезис: для того чтобы архитектура смогла решить задачи будущего, ей необходимо перестать бояться быть сложной, противоречивой и неоднозначной. Он пишет очень простым языком и ссылается на множество архитектурных объектов, раскрывая в них интересные, на его взгляд, парадоксы.
Жак Рансьер
«Эстетика и политика»
Рансьер разрабатывает собственную трактовку модернизма, позволяющую по-новому взглянуть на историю искусства в целом. Его концепция режимов искусства, и особенно анализ «эстетического» режима как потенциального ключа к существенным изменениям социального строя, помогают увидеть, как в искусстве стираются границы «допустимого». Его теории часто встречаются в художественной критике, и к этой довольно сжатой книжке, построенной в форме интервью, я возвращалась много раз, вооружённая другими текстами.
Claire Bishop
«Artificial Hells»
Искусствовед и критик Клэр Бишоп анализирует художественные процессы, протекающее вне галерейного пространства на протяжении XX века. В первой части Бишоп сопоставляет различные театральные и художественные произведения футуристов, ситуационистов, советского публичного театра и других художников-авангардистов, раздвинувшие границы взаимодействия зрителя и самого произведения. После этого она приступает к разбору современных форм различного социально ангажированного искусства и анализирует подобные явления с точки зрения вопросов эстетики. Куратор и искусствовед Николя Буррио, определивший термин «relational aesthetics», выступает тут как некий антагонист тезисам Бишоп.
José Esteban Muñoz
«Cruising Utopia: The Then and There
of Queer Futurity»
Мунос возглавлял кафедру Performance Studies в NYU, и эта книжка является сборником текстов, в которых он анализирует работы различных художников и писателей, от Кевин Авианс до Элизабет Бишоп, находя и раскрывая в них крупинки почти не артикулированной, ещё не наступившей политической «будущности». Эта книжка — очень интересный архив альтернативной художественной и общественной жизни Нью-Йорка в 50–60-х.
«Ana Mendieta: Earth Body»
Этот альбом мне подарила подруга, и он является собранием работ художницы Аны Мендьеты и эссе о ней. Её искусство — ответ на вынужденное переселение в детский дом в США в возрасте 12 лет из-за участия отца в движении против Фиделя Кастро. Она невероятно точно передаёт то чувство, когда ты застрял между двумя культурами и больше не понимаешь, к какой именно ты принадлежишь.
Paul Chan
«Selected Writings, 2000–2014»
Мне нравятся книги, сделанные художниками. Здесь Пол Чан совмещает свои личные тексты, визуальный материал, критические эссе и заметки из путешествий. Во многих статьях он очень точно улавливает различные страхи о состоянии современного искусства сегодня: для кого оно делается, кто его смотрит? При этом он постоянно вписывает анализ своего собственного художественного процесса в более широкий контекст культурного и социального пространства, которое на него влияет: в одном эссе он особо трогательно рассказывает о своём опыте финансового кризиса 1991 года в Америке, когда закрывается единственный «Макдоналдс» в районе, в котором он вырос. Личные тексты дополняются комментариями о работах таких художников и кураторов, как Крис Маркер, Марсель Дюшан и Ханс-Ульрих Обрист.
Carole S. Vance
«Pleasure and Danger:
Exploring Female Sexuality»
Сборник эссе и поэзии, посвящённых философии сексуальности, изданный по следам конференции, прошедшей в нью-йоркском Барнард-колледже в 1982 году. Как и следует из названия, это попытка рассмотреть человеческую сексуальность как поле, на котором пересекаются разные вопросы, в том числе о боли, удовольствии и власти. Это одна из первых книг, которую я прочитала по гендерной теории и которая во многом подогрела мой интерес к дальнейшему изучению вопроса.
Rebecca Solnit
«Men Explain Things to Me»
Эта книжка начинается с того, что Солнит описывает случай, произошедший с ней на вечеринке. С ней знакомится один из гостей и, узнав, что она недавно выпустила книгу об индустриализации Америки, начинает ей долго рассказывать о невероятно важной книге на эту же тему, которая тоже недавно вышла, только с пятого раза услышав, что это её же книжка, которую он, как потом оказывается, на самом деле не читал. Понятно, что сам по себе этот забавный эпизод из жизни автора ничего не доказывает — люди, относящиеся снисходительно к другим, встречаются как среди мужчин, так и среди женщин. Но со второй главы книга вдруг резко меняет тон, и Солнит переключается на анализ статистики в Америке по физическому и сексуальному насилию. Местами дико смешная, местами невероятно грустная, местами немного пафосная книга. В результате у Солнит получается выделить целый ряд актуальных проблем и связать их в единую систему. Только не понятно, при чём там эссе о Вирджинии Вульф и Сьюзен Сонтаг.
«The Little Red Schoolbook»
Вообще-то говоря, эта книжка никак на меня не повлияла, потому что я о ней узнала в совсем взрослом возрасте, а она написана для детей. Но её история меня завораживает. Это руководство для подростков, написанное двумя датскими учителями в 1969 году. В ней они совсем нелестно характеризуют модели школьного образования, не относящиеся к детям как к вполне сформировавшимся, независимым людям, спокойно рассуждают о сексе, наркотиках и алкоголе и вообще пишут штуки вроде: «Отношения между взрослыми во многом похожи на отношения между детьми. Они могут друг друга ненавидеть, или дружить. Они часто встречаются группами, чтоб спорить между собою». Их, естественно, уволили, а книгу запретили и переиздали только спустя сорок лет, в 2014 году. По-моему, классная история.