Star Views + Comments Previous Next Search Wonderzine

Книжная полкаРедактор рубрики
«Книжная полка»
Алиса Таёжная
о любимых книгах

16 книг, которые украсят любую библиотеку

Редактор рубрики
«Книжная полка»
Алиса Таёжная
о любимых книгах — Книжная полка на Wonderzine

Текст: Алиса Таёжная

СЪЁМКА: Александр Карнюхин

МАКИЯЖ: Ирина Гришина

В РУБРИКЕ «КНИЖНАЯ ПОЛКА» мы расспрашиваем самых разных героинь об их литературных предпочтениях и изданиях, которые занимают важное место в их книжном шкафу. Сегодня своими историями о любимых книгах делится журналистка, кинокритик и автор рубрики «Книжная полка» Алиса Таёжная.

 

Алиса Таёжная

журналистка и кинокритик

 

 

 

Со мной никогда не говорили
как с маленькой. С книгами происходило то же самое

   

Первую историю, связанную с чтением, родители пересказывают мне до сих пор: почти в три года меня научили читать по слогам и давали книжки, когда я присаживалась на горшок. Над книгами я сидела по часу, ничего не замечая, а потом бегала по комнате с голой попой и прилипшим к ней горшком. У нас была очень скромная семья с гордым шкафом-библиотекой, и на книжки родители не жалели ничего. 

Главная заслуга взрослых была в том, что со мной никогда не говорили как с маленькой. С книгами происходило то же самое. От меня ничего не прятали: они просто делились на одноразовые и очень хорошие, к которым нужно возвращаться. Именно поэтому «Лолита», Уэлш, Паланик и Миллер при первом знакомстве никакого жжения внутри не вызвали. 

Детство моё прошло между родителями и соседями по коммунальной квартире — Людмилой Михайловной и Антониной Зиновьевной. Они были мамой и дочкой (обеих давно уже нет в живых) и любили меня безусловной любовью, помогая сочинять стишки, рисовать альбомы для родителей и придумывать песенки. Людмила Михайловна была научным редактором и привила мне любовь к словам. У неё наворачивались слёзы, когда она говорила про стихи Лермонтова или объясняла мне «Анну на шее».

Пока с высоких полок на меня смотрел Золя, я провела два года с книгой по астрологии. Залипать в книгах на месяцы, ковыряться и не дочитывать было свойственно мне с детства. 

Я тот редкий ребёнок, который полюбил русскую классику после школьных уроков, хотя, как я сейчас понимаю, нам преподавали её назидательно и топорно. Я против того, чтобы защищать детей от якобы взрослых и вредных книг: умение считывать неочевидное прививается конструктивной критикой и не зависит от опыта.

Всё хорошее, чему я научилась в отношении книг, пришло уже позже, в университете, в компании лучших преподавателей нашего времени. Константин Поливанов, Елена Пенская, Майя Кучерская, Андрей Немзер, Владимир Кантор, Александр Доброхотов — люди, которым я бесконечно благодарна за лекции и из-за которых я начала страдать, что не получила глубокого гуманитарного образования, например на филологическом или философском.

Мне очень не хватает нежных вечеров с книгой, когда никуда не надо торопиться: понимания времени и себя, как в десять-двенадцать лет, уже нет и больше не будет. В четырнадцать меня украли музыка и фильмы, и теперь к книгам я прихожу волнами, читая по чуть-чуть, но так, чтобы проняло.

Занимаясь два с половиной года рубрикой «Книжная полка», я поняла, что точки совпадения у всех примерно одни и те же. «Сто лет одиночества», чтобы понять, что жизнь больше, чем любая книга, и при этом сто жизней спокойно поместятся в неё. Набоков, чтобы влюбиться в слова. Довлатов, чтобы понять, что современники бывают классиками. «Анна Каренина», чтобы всегда возвращаться домой. Серебряный век, чтобы испугаться собственной бездарности. Контркультура, чтобы потеребить запретное. Американский роман, чтобы открыть для себя Америку.

Всё это было и у меня. Свою хреновую память — которая мешает запоминать имена героев, детали сюжета и тем более шутки — я теперь обожаю. Я могу читать одни и те же хорошие десять книг в год и постоянно забывать, что в них происходит, зато помнить дурацкую мелочь — например, как герой Пепперштейна после смерти выбрал стать русской слякотью, потому что она везде и всегда. 

Поэзия в моей жизни живёт отдельно. Во-первых, в сложных жизненных ситуациях меня спасает стихотворение «Поросёнок на крылечке» Сергея Козлова. Я считаю, что это главные дзен-стихи о том, как войти в резонанс со вселенной, — настоящий Терренс Малик для маленьких. Во-вторых, я в двенадцать лет выучила наизусть стихотворение Блока «Когда вы стоите на моём пути…» — и мне кажется, оно подходит примерно всем запутавшимся людям.
В-третьих, однажды я влюбилась в стихотворение «Лес» современного поэта Павла Лукьянова; в восемнадцать лет вытащила его на встречу. Мне нечего было сказать ему про стихи, и я не представляю, зачем это было нужно, кроме как вручить букетик деревянных тюльпанов постороннему человеку, который классно объяснил всё, что я тогда чувствовала. В-четвёртых, в зависимости от настроения я объясняю мир строчками из раннего Гребенщикова или шутками из «Друзей» и страшно радуюсь, когда посторонние узнают цитаты. Некоторые вещи приводят меня в оцепенение, например африканские стихи Гумилёва или ранние тексты группы «Агата Кристи». Там, где есть непосредственность, неловкость и уязвимость, — там всегда я. Неважно, стихи это или проза.

Я одинаково люблю и те книжные магазины, что похожи на супермаркеты, и те, что на секретные лавки, прихожу туда с надеждой удивиться, с маниакальной дрожью, стыдясь, что много чего не читала и уже не прочту. Так как книг много, а времени мало, я привыкла быстро закрывать том, если мне не нравится язык, если вижу фальшивый диалог — это случается в девяти случаях из десяти. Есть важное внутреннее правило: никогда не читать что-то только потому, что это делают все — так мимо меня проехали современные Большие Американские Романы. Я никогда не продираюсь через текст, если это стоит мне психических сил: Джойс, Пинчон и прочие ребята остались недочитанными.  

Я много времени провожу с текстами и давно разделила их для себя на тексты-энциклопедии и тексты-стимуляторы. Первые — от объясняющего нон-фикшна до короткой рецензии — нужны мне только для информации. Чем лучше текст-энциклопедия, тем больше направлений остаётся после него. Хороший нон-фикшн, после которого тебе хочется зарыться в истории вопроса, — один на миллион. Я почти не запоминаю факты и пощеголять выуженными сведениями на вечеринке не смогу, а смолл-токи эрудированных людей даются мне с большим трудом. Поэтому тексты-энциклопедии нужны как особняк с тысячей комнат, чтобы всегда иметь возможность в него забраться.

Тексты-стимуляторы — совсем другого толка. Маленькой дозы — предложения, параграфа, строфы, иногда даже слова (господи, как я могу прожить без «недотыкомки» Сологуба, например?) — достаточно, чтобы открылся портал. Тексты-стимуляторы могут быть сухими и эмоциональными, комфортными и неуютными, хорошими и плохо написанными, но они будят воображение, дают надежду. Каждый такой текст — шанс на более увлекательного себя, смех со слезами и внутренний щелчок, ради которого и нужны все книги и фильмы.

Я одинаково люблю
и те книжные магазины,
что похожи на супермаркеты,
и те, что на секретные лавки

   

 

Наталья Манасеина

«Цербстская принцесса»

Как я теперь понимаю, это первая профеминистская книжка моей жизни. Я прочитала её в семь и влюбилась в Екатерину II, заучив её имя — Софья Августа Фредерика Ангальт-Цербстская. На самом деле это такая «Мария Антуанетта» с хорошим концом: Софья преодолела себя, научилась выживать и всем показала. Эта книга о том, как найти свой голос в мире, который принадлежит мужчинам, как преодолеть покорность. Книга интеллигентно завершается днём свадьбы, после которой, как мы знаем, было убийство мужа и безграничная власть. Настоящая «Тельма и Луиза» в мире книг, которая заканчивается перед полётом в машине над пропастью. 

 

 

Ален де Боттон

«Как Пруст может изменить вашу жизнь»

Душеспасительная книга, которую можно спокойно назвать беллетристикой, ну и пусть. У меня потрясающие отношения с Прустом: я обожаю его читать, но каждый раз теряюсь в первом томе — просто забываю, что там происходит, закрываю и годами хожу по кругу. Де Боттон не разжёвывает, а показывает, как Пруст может быть спасением от неврозов и что он понял о мимолётности жизни. Его маман, постоянно интересующаяся в письмах состоянием его стула. Друзья, которых он смертельно боялся обидеть, но всё равно о них написал. Привычка кутаться в тёплое в жаркий день. Совершенная неприспособленность к жизни вместе с поразительными сверхспособностями. Любовь к тому, чтобы валяться в кроватке. Как будто бы книга о Прусте, это текст о смысле жизни в малом, готовности прощать себя и других. И о том, как читать, чтобы учиться неоценивающему, доброму взгляду на жизнь.

Робер Брессон

«Заметки о кинематографе»

Одна из лучших книг о кино величайшего французского режиссёра, который записывает всё, что видит вокруг себя: как делать фильмы, выбирать актёров, искать правду и преодолевать вымученность и искусственность кино. Тут есть короткие и ёмкие выражения на все времена: «Запас неопределённости», «Спустить воду в пруду, чтобы добраться до рыбы», «Связи, в ожидании которых находится всё живое и неживое, чтобы ожить». Спустя пятьдесят лет самое ценное, что происходит в кино, всё ещё можно найти в его теории. 

 

 

Астрид Линдгрен

«Малыш и Карлсон, который живёт на крыше»

Самая любимая, смешная, важная книга моего детства. Я росла единственным ребёнком и мечтала о щенке, как Малыш, хотя на самом деле — о друге, с которым будет очень много приключений. На крыше соседнего дома было интересное окошко, и я думала, что Карлсон живёт там. Со временем выяснилось, что нет лучшего способа стать его другом, чем просто самой стать Карлсоном. Понятно, что он садист, тролль, манипулятор и невыносимый мужик, но я всегда мечтала о его энергии, страсти к укрощению реальности и уверенности в себе. Часть про дядю Юлиуса до сих пор доводит меня до слёз — я не понимаю, как можно написать текст, над которым одинаково рыдаешь в шесть и тридцать лет.

Трумен Капоте

Рассказы и эссе

«Хладнокровное убийство», «Завтрак у Тиффани», «Летний круиз», «Другие голоса, другие комнаты» — это само собой. Но больше всего меня у Капоте всегда удивляли рассказы и заметки об окружающем мире, его талант и неготовность «удобно» заворачивать мелодраму, отсутствие морализаторства и нежный взгляд на всё маргинальное. Капоте — человек с потрясающей биографией и болезненной историей угасания, которая зафиксирована от начала и до конца. История вокруг «Хладнокровного убийства», отражённая в обоих байопиках Капоте, отлично её объясняет. Рассказ «Гость на празднике» и очерк о Мэрилин Монро — лучшее из прозы, что я прочитала, когда была уже взрослым человеком. А во взрослом возрасте удивиться сложнее.

 

 

Джон Леннон

«Пишу как пишется»

В шесть лет я стала битломанкой. Смешно об этом писать, но с тех пор я считаю, что нет ничего лучше группы The Beatles и её участников по отдельности. Что меня поразило в семь, что ли, лет — переведённые в конце книжечки The Beatles рассказы Джона Леннона в стиле Льюиса Кэрролла. Книжку я нашла уже взрослой, её магия — в идеальном переводе, потому что Леннон, как и «Монти Пайтон», весь в игре слов. «Дымя и булькая вовсю, они в момент настропалились и принялись отплясывать танец дикого живота, выкидывая неокрасуемые коленца». Или рассказ «Жила-была хрюшка и сеть гнойников». В предисловии написано: «Сия коррекция коротких смешнулек — самое умордительное обхохочище, какое я когда-либо чихал. Бог да помажет и покормит нас всех». Не знаю, мне очень смешно.

Дженни Линфорд

«Dog names»

Назвать это книгой не повернётся язык, но она изменила мою жизнь. Когда мне было двадцать два или двадцать три года, мы с мужем жили в Барселоне, и он подарил мне её на день рождения — мы мечтали, что у нас будет дом и собака. Спустя восемь лет у нас есть дом и две собаки и мы всё ещё вместе. Имена, правда, выбирать не пришлось — мы оставили собакам те, которые им уже дали в приюте: Рона и Мэри.

 

 

«Земля морей. Антология поэзии Новой Зеландии»

В Метрополитен-музее я застряла в отделе Океании, залипая на тридцать предметов из кокосового ореха. В этом году чуть не улетела в Папуа — Новую Гвинею, была в трёх часах от этой незабываемой части света. Научили меня любить Океанию сериалы BBC, а ещё эта книга. Когда я вижу фразу типа «О, лёгкое, цветущее будто дерево» или «Батончик Млечного Пути», у меня внутри цветы распускаются. Чем больше будет стихов про голую лошадь, которая входит в комнату, тем лучше будет нам всем — я в этом уверена.

Туве Янссон

«Муми-тролли. Полное собрание комиксов в пяти томах»

У меня есть только три тома, но на следующей выставке Non-Fiction я докуплю все остальные. Очень люблю прозу Туве Янссон, но почему-то никак не могла проникнуться Муми-троллями, пока не купила комиксы — это идеальный формат для смешных диалогов и ситкомовского устройства сюжета. Пересказывать шутки — самое неблагодарное занятие на свете. Поверьте мне на слово: ничего более душеспасительного вы не читали. И да, Туве пишет вообще не про детей — одна серия про выборы чего стоит: думаю, ничего актуальнее для нашего 2018 года не будет.

 

 

Томас Эльзессер, Мальте Хагенер

«Теория кино. Глаз, эмоция, тело»

Одна из самых исчерпывающих и важных книг о том, как смотреть кино и анализировать его, — что важно, прекрасно переведённая. Она соединяет разные взгляды на кинематограф, этапы кинокритики и фантастическую библиографию. Очень необходимая на русском языке книга — основательная, актуальная, полезная. В общем, настольная — стараюсь освежать её в голове, когда готовлю лекции или ковыряюсь в фильмах, не в состоянии что-то уловить.

Кеннет Энгер

«Hollywood Babylon»

Давайте договоримся, что без Кеннета Энгера жизни нет. Смотреть его на плёнке в кинотеатре — одно из самых сильных удовольствий моей жизни. В память об этом я купила пейпербэк его легендарной «Hollywood Babylon», которая, как и «Америка» Энди Уорхола, для меня одна из важных книг для понимания американской культуры двадцатого века. Изданная как таблоид, она рассказывает о скандалах, интригах и расследованиях Голливуда с начала до середины двадцатого века: половина историй — готовые сценарии для крутого нуара. Старлетки, харассмент, тюрьмы, наркотики, аферы и покалеченные жизни — в другой голове книга бы разложилась на сборник великих анекдотов, которые можно было бы рассказывать в умных компаниях, но не у меня. Я просто люблю этот палп так же сильно, как не люблю фильмы периода, о которых рассказывает Энгер.

 

 

Сидни Люмет

«Making Movies»

Короткая книга одного из лучших режиссёров о том, как снимать кино. Всё просто и по главам: «Режиссёр», «Актёры», «Стиль», «Камера». Уроки прошлых фильмов. Советы, которые никогда не устаревают. Афоризмы про монтаж и художников-постановщиков: и те и другие ничего не смогут сделать с беспомощностью режиссёра. Режиссура — изнуряющая работа, и Люмет объясняет, как не лажать, не разочаровываться и не делать ерунды, в которую не веришь. Спилберг и Эберт называют эту книгу бесценной. Сразу скажу важнейший современный аналог — дилогия «My First Movie», где важные люди от Майка Ли до Сэма Мендеса рассказывают, какой кровью им дался кинодебют: книга, чтобы влюбиться в режиссуру или навсегда остаться просто зрителем.

Марк Аксельрод

«Constructing Dialogue: Screenwriting from Citizen Kane to Midnight in Paris»

Ещё одна великая книга — по сценарному мастерству. Разбирает главные диалоги в истории кино — «Жюль и Джим», «Полуночный ковбой», «Тельма и Луиза», «Энни Холл» — построчно и доступно, выделяя ключевое. Из неё понятно, откуда берётся магия фильма на все времена и почему сценарий — это не текст, а живая речь, которой так трудно подражать. Подарок мужа, который обожает кино так же, как и я, и даже больше.

 

 

Крис Дюма

«Un-American Psycho: Brian de Palma and the Political Invisible»

В двадцать шесть лет я пересмотрела весь Новый Голливуд и выбрала для себя любимца. Неудивительно — им стал Брайан Де Пальма, Roxy Music в мире кино, один из самых талантливых, умных и потрясающих людей в мире. Ему я пожимала руку (всегда буду этому радоваться), у меня есть футболка с его именем, но задолго до этого я привезла из Вены книгу о том, как Де Пальма работает с жанром триллера, давая ему политическую оболочку. Это бездна крутых историй о Никсоне и Де Ниро, о комедийном таланте Де Пальмы и влиянии европейского кино. В общем, обо всём, чем он по-настоящему велик.

Аркадий Аверченко, Надежда Тэффи, Осип Дымов, Иосиф Оршер

«Всемирная история, обработанная „Сатириконом“»

Очень люблю смеяться. Если смеюсь над книгой до слёз — значит, никогда не забуду. Так было с «Заповедником» Довлатова, «Золотым телёнком», воспоминаниями Данелии, рассказами Зощенко про Ленина. «Всемирная история» — моя первая смешная книга, лет в шесть нашла и прочла. До школьных уроков я знала всю историю по «Сатирикону» — она там смешно и справедливо изложена. «По сохранившимся изображениям современные учёные усматривают, что у ассириян очень высоко стояло парикмахерское искусство, так как у всех царей бороды были завиты ровными, аккуратными локонами. Если отнестись к этому вопросу ещё серьёзнее, то можно удивиться ещё более, так как видно ясно, что в ассирийские времена не только люди, но и львы не пренебрегали парикмахерскими щипцами. Ибо зверей ассирияне изображают всегда с такими же завитыми в локоны гривами и хвостами, как и бороды их царей». В общем, есть вещи получше «Игры престолов» и сериала «Рим».

 

 

Павел Пепперштейн

«Весна»

В восемнадцать лет я прочитала «Мифогенную любовь каст», и жизнь с тех пор уже не была прежней. С трудом сейчас вспомню, что там происходило — мне нравится жизнь с магическим впечатлением от книги, о которой не знаю, что в ней было на самом деле. Очень люблю книги Пивоварова. И книги его сына тоже, даже дурацкие. Когда я жила в Голландии, приехала домой на Новый год и купила в «Фаланстере» только что изданную, наспех напечатанную «Весну». А там рассказы про чемодан творога и пенсионера с инопланетянином — в общем, я, наверное, уже тогда поняла, что скоро вернусь домой. 

«Жил один средних лет. К нему приходят, рассаживаются, он их угощает чаем — всё как положено. Наконец один из гостей говорит: 

— Отчего бы и вам не навестить нас?

А тот в ответ:

— Я в гости не хожу.

— Почему? — все заинтересовались.

А тот вдруг:

— Потому что я в этом мире не гость, а хозяин. 

И сам же — хохотать. Стыдно, конечно, что проговорился, а всё же потеха».

По-моему, это великолепно.

 

Рассказать друзьям
5 комментариевпожаловаться