Star Views + Comments Previous Next Search Wonderzine

РазвлеченияСмертельная страсть:
Почему мир до сих пор
без ума от готики

Как мрачные истории о бледных девах и потустороннем ужасе помогают смириться с реальностью

Смертельная страсть: 
Почему мир до сих пор 
без ума от готики — Развлечения на Wonderzine

Ежегодно на киноэкраны выходят фильмы об одиноко стоящих усадьбах или замках на горе, чьи загадочные обитатели хранят страшные тайны, сходят с ума, влюбляются в вампиров, одержимы демонами или преследуемы призраками. Страдания и судьбы героев «Женщины в черном» или «Багрового пика», казалось бы, страшно далеки от актуальных проблем современности. Однако фильмы, комиксы, игры, музыка и, конечно, литература, заявленные как «готические», неизменно идут на ура — и это длится уже больше двух столетий.

Текст: Александра Баженова-Сорокина

С веками человечество пришло к выводу, что рациональное мышление продуктивнее, чем эмоциональное, но наша природа требует пространства для сублимации бурных эмоций и чувств. Тут на помощь и приходит создание и потребление историй, в которых иррациональное спасает нас от повседневности: воображаемый ужас помогает мириться с реальностью, позволяя пережить бурю страстей, а затем выдохнуть с облегчением. Эмоциональные американские горки дают человеку любой эпохи возможность не только отключиться от повестки дня, но взглянуть в глаза своим внутренним демонам, зная, что самый страшный ужас пройдёт. Ведь у любой готической истории есть конец, где даже смерть воспринимается как спасение.

В XVIII веке готика была реакцией на ослабление роли религии и на технические революции, а в викторианской Англии — на максимально нормированный общественный дискурс и социальное объяснение природы человека. 1764 год, расцвет эпохи Просвещения. Европу накрыло волной научно-технического прогресса, англичанин Хорас Уолпол пишет роман «Замок Отранто» — пугающую историю о замке со множеством ходов, инцестуальных страстях, семейном проклятии, прекрасной и невинной девушке. То есть обо всём том, что теперь традиционно ассоциируется с готикой (хотя сейчас это понятие охватывает куда больше интересных мотивов). Роман продвигали как найденный перевод итальянского манускрипта 1529 года, а сама история якобы восходила ко временам крестовых походов.

«Замок» неожиданно стал хитом: обложку второго издания уже украшало имя автора, а сам текст — подзаголовок «Готическая повесть», то есть дикая, макабрическая история. Романы о мрачном Cредневековье стали пользоваться необычайной популярностью, а вслед за Уолполом тему подхватили другие писатели, и, что особенно важно, писательницы. Второй классический готический роман, «Тайны Удольфского замка» Анны Радклиф, вышел в 1794 году, и, что примечательно, куда больше понравился читателям — потому что мистическому в итоге находилось рациональное объяснение. 

Женщины первыми оценили то приятное волнение, которое провоцируют готические истории

← Второе издание «Замка Отранто» Хораса Уолпола

Так за несколько десятилетий до появления исторического романа готика объявила моду на пугающее и привлекательное прошлое. Экзотическое позавчера и образ трагических злодеев стали источником вдохновения для целого поколения английских и немецких романтиков на рубеже веков — от Байрона до Клeйста и Тика. Тот же Байрон убедительно доказал, что готика работает не только в прозе: термин «байронический герой» стал применяться именно к демоническим мужчинам из его поэм. Романтики с головой ушли в готику, и зачастую их судьбы напоминали истории их героев. Так, роман «Франкенштейн» написала жена утонувшего в озере поэта-романтика Перси Биши Шелли — Мэри. Трагедия монстра, созданного сумасшедшим ученым и ищущего любви, стала классикой готики и одновременно одним из первых научно-фантастических произведений.

Во многом именно женщинам (как писательницам, так и читательницам) готический роман обязан своей популярностью. Именно они первыми оценили то приятное волнение, которое провоцировали мрачные истории. Отрефлексировать запросы населения на готику взялась Джейн Остин. В 1817 году вышел ее роман «Нортенгерское аббатство» — первая известная пародия на готический дискурс, главной героине которого — любительнице готических романов — всё время видится сверхъестественное и таинственное в обычной жизни. К слову, «Аббатство» и сегодня читается на одном дыхании: брайтонские девицы вполне близки современным выпускницам и обсуждают сплетни, романтические привязанности и мучают друг друга спойлерами книг не хуже нынешних поклонников «Игры престолов».

Эпоха романтиков сделала готику высокохудожественной и одновременно серьёзной и ироничной, однако на пару десятилетий она уступила место социально озабоченной и рациональной литературе реализма. В Викторианскую эпоху готический роман предсказуемо быстро отвоевал свои позиции обратно: общество того времени проявляло незаурядный интерес к загробному миру, было одержимо похоронными ритуалами и эстетизировало смерть — вспомните хотя бы прерафаэлитов.

 

Демоны, зловещие замки, религиозные реликвии, призраки — всё это символы, населявшие сны пациентов Зигмунда Фрейда

С одной стороны, народ массово скупал «грошовые страшилки» — один из главных жанров бульварного чтива всех времён, где готические клише перетасовывались как карты, добавлялась похабная эротика и именно кровавые ужасы. Позже эти «страшилки» вдохновили немало великих писателей — от Чарльза Диккенса до Стивена Кинга (и создателей одноимённого сериала-альманаха). С другой стороны, место действия готических историй расширилось за пределы замков с привидениями и родился поджанр «городская готика». Яркий пример — «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона. Готика, впитавшая в себя все веяния времени, здесь идёт по стопам реализма. Доктор Джекил и мистер Хайд — две стороны одной личности, история учёного и врача, загнанного в угол обстоятельствами и собственной непомерной гордыней. Если мотив злого гения и потенциального вреда науки появился во «Франкенштейне» и противопоставляется идеалу любящей семьи и христианской морали, то в тексте Стивенсона социальная сторона вопроса и психологический конфликт решались уже совершенно иначе.

С открытием психоанализа готика с её потусторонним психологизмом и вовсе стала зеркалом человеческого бессознательного. Демоны, замки со множеством ходов, религиозные реликвии, призраки — всё это символы, населявшие сны пациентов Зигмунда Фрейда. Тогда же по-настоящему раскрылся эротический потенциал готики: стало ясно, что притягательность мрачной литературы для женщин — в её сексуальности. Недаром героини Остин хотели круглосуточно читать книги о замках, а разговоры о романах казались им такими волнующими. И дело не в том, что все клиентки Фрейда начитались готики, наоборот — все ключевые готические символы являются архетипическими и находятся в нашем воображении до того, как мы принимаемся за чтение. В готическом хите всех времён и народов «Дракуле» Брэма Стокера секс — такая же важная частью истории, как и вампир из Трансильвании, одно упоминание о котором до сих пор вызывает трепет у читательниц. Несмотря на временами наивный, а порой откровенно мизогинистский пафос текста, «Дракула» прекрасно читается и сегодня — за это нужно сказать спасибо захватывающим сценам с нечистью и подробным описаниям природы, еды и обычаев Венгрии и Румынии.

Готические хиты разных эпох: «Дракула» Брэма Стокера и «Сумерки» Стефани Майер →

 

В XIX веке готика вовсю завоёвывала Америку, где прижилась в первую очередь в форме рассказа. Эдгар По, Натаниэль Готорн, Амброз Бирс и Генри Джеймс экспериментировали с короткой формой и оставляли в готических историях место для неоднозначных трактовок. Так, в «Чёрном коте» По появляется ненадёжный рассказчик, и читатель постепенно понимает, что проклятие кота — это на самом деле больное воображение психопата, а в повести «Поворот винта» Генри Джеймс предлагает читателям решить — были ли призраки реальностью? Погиб ли ребёнок от рук привидений или от рук якобы прекрасной няни-протагониста? В американской же готике появилась главная замена средневековому замку — дом с привидениями. Кроме того, проза По, Лавкрафта и Амброза Бирса сделала готику идеальным сеттингом для научной фантастики.  

Нельзя не упомянуть «южную готику», в которой к характерным готическим мотивам добавилось историческое наследие и коллективное бессознательное американского юга — от индейцев и рабов до католицизма и вуду. Опирающаяся на фольклор, южная готика впоследствии легла в основу Великого американского романа. В текстах Марка Твена и Фолкнера, Фланнери О’Коннор и Харпер Ли легко прочувствовать готическую атмосферу южных штатов, ощутить, как по коже бегут мурашки от описания найденных мертвецов или подпольных боёв чернокожих рабов, и параллельно проглотить многомерное литературное полотно, миссия которого куда больше, чем напугать читателя. Всё это — золотой фонд интеллектуальной американской классики, даром что вдохновлён якобы низким жанром.

Своей готикой может похвастаться и Россия. От «Пиковой дамы» Пушкина и рассказов Гоголя до «Русских ночей» Одоевского, прозы Сологуба и Андреева — готические мотивы прекрасно вписались в славянскую мифологию и православную культуру. При этом русская готика, за редким исключением, была социально окрашена (вспомните бедного Германа из «Пиковой дамы» или нищего художника и проститутку из гоголевского «Портрета») и помогала раскрыть экзистенциальную драму, недаром этот жанр так любил Достоевский.

С появлением кинематографа готика быстро перебралась на экран: «Носферату», «Франкенштейн», «Завещание доктора Мабузе» — перечислять можно долго. Архетипичность готических образов, размытость границ между сном и явью служили богатым материалом именно для немого кино — образы и атмосфера отлично двигали сюжет и без помощи слов. Готика — мать хорроров и фэнтези, она постоянно подпитывает научную фантастику и подростковую литературу. Более того, сегодня готика населяет все виды искусства: характерные сюжеты и эстетику можно найти в кино, комиксах, музыке, сериалах и моде.

Она проложила дорогу хоррорам и фэнтези, постоянно подпитывает научную фантастику и подростковую литературу. Шоураннеры и телепродюсеры двадцать первого века ставят на готику как на идеальный способ привлечь аудиторию — страшное и эротичное всегда в моде, а гиперсексуальность давно стала новой нормой. Все по-прежнему без ума от вампиров — бешеный успех прозы Энн Райс, «Сумерек», множество книжных и сериальных клонов вампирских саг тому доказательство. Впрочем, вампиры сегодня уже ходят под руку зомби. Отдельную статью можно было бы написать о готике в играх, в том числе о небанальном её применении. Жанр постоянно переосмысливается и актуализируется. Постмодернистские готические сериалы вроде «Настоящей крови» или «Американской истории ужасов» наполнены слоями цитат и подтекстов — их создатели не просто с упоением эксплуатируют готические клише, но и эффектно используют их как метафору состояния современного общества с его страхом перед инаковостью и дискриминацией меньшинств.

Очевидно, готика никуда не собирается уходить и переживает очередной расцвет и как жанр массовой культуры, и как подпитка для элитарной литературы и кино. И дело не только в том, что секс и страшилки прекрасно продаются — они позволяют людям независимо от возраста и социальной роли мысленно нарушать все запреты, окунуться в полное безумие и испытать мощные эмоции. Самое главное — для всего этого не придётся вылезать из-под тёплого пледа, рисковать своим спокойствием и благополучием и испытывать угрызения совести.

фотографии: WikiArt, British Library, Paramount Pictures, Universal Pictures

Авторы сериалов используют готические клише
как метафору состояния общества

Рассказать друзьям
0 комментариевпожаловаться